Britanica Cowboy, очень не любит людей, носит клеймо кавая и регулярно поминает старое. ;Ъ
Piper Bernadotte (17:31:52 7/12/2012)
Странно, что на кучу гомоэротичных моментов в книге внимания не обратил. Не тем читал видимо.
Брат-Храбрец (17:42:12 7/12/2012)
А были те моменты? =)
Piper Bernadotte (17:58:01 7/12/2012)
А как же)) Самое прикольное, что Стругацкие, когда писали, ничего такого ввиду не имели, а спустя годы вон оно как все обернулось))
Брат-Храбрец (18:33:57 7/12/2012)
Пройдет еще лет 50 (а лучше - 100) и "стругацковеды" на 100 раз расшифруют, что же такое хотели сказать авторы. =) Посмотрите на т.н. "пушкиноведов".
Piper Bernadotte (18:46:14 7/12/2012)
Истина. Буквы пересчитывают в "Евгении Онегине" и ищут сакральный смысл.
Я не удержался, потихоньку буду таскать сюда любимое (для памятки и фанфиков^_^). Обитаемый Остров пестрит подобными абзацами, как моя наивная детская душа не обратила внимания на это раньше?..
Вот, собсно, каноничный слэш, други мои. =)
читатьОни вдыхали какой-то наркотик - обычай, несомненно, вреднейший, и тогда, в поезде Максим утешался только тем, что симпатичный Гай был по-видимому тоже категорически против этого обычая.
...
Посередине строя, на правом фланге кандидатов башней возвышался кандидат Мак Сим, очень ладный парень, любимец, как это ни прискорбно для командира иметь любимцев, но... гм...
...
Гай подошел к Максиму и застегнул ему верхнюю пуговицу. Затем встал на цыпочки и поправил берет. Кажется, все... Опять он в строю растянул рот до ушей... Ну, ладно. Отвыкнет. Кандидат все-таки, самый младший в секции...
...
Гай неторопливо пошел следом, ощущая приятную опустошенность. Максим ждал его поодаль, заранее улыбаясь.
- Давай поиграем в слова, - предложил он.
Гай мысленно застонал. Одернуть бы его, одернуть! Что может быть более противоестественно, нежели кандидат, шпендрик, за полчаса до начала операции пристающий с фамильярностями к капралу!
- Сейчас не время, - по возможности сухо сказал он.
- Ты волнуешься? - спросил Максим сочувственно.
Гай остановился и поднял глаза к небу. Ну что делать, что делать? Оказывается, совершенно невозможно цыкать такого вот добродушного наивного гиганта, да еще спасителя твоей сестры, да еще - чего греха таить - человека, во всех отношениях, кроме строевого, гораздо выше тебя самого...
Гай огляделся и сказал просительно:
- Послушай, Мак, ты ставишь меня в неловкое положение. Когда мы в казарме, я твой капрал, начальник, я приказываю - ты подчиняешься. Я тебе сто раз говорил...
- Но я же готов подчиняться, приказывай! - возразил Максим. - Я знаю что такое дисциплина. Приказывай.
- Я уже приказал. Займись подгонкой снаряжения.
- Нет, извини меня, Гай, ты приказал не так. Ты приказал отдыхать и подгонять снаряжение, ты забыл? Снаряжение я подогнал, теперь отдыхаю. Давай поиграем, я придумал хорошее слово...
- Мак, пойми: подчиненный имеет право обращаться к начальнику, во-первых, только по установленной форме, а во-вторых, исключительно по службе.
- Да, я помню. Параграф девять... Но ведь это во время службы. А сейчас мы с тобой отдыхаем...
- Откуда ты взял, что я отдыхаю? - спросил Гай. Они стояли за макетом забора с колючей проволокой, и здесь их, слава богу, никто не видел: никто не видит, как эта башня привалилась плечом к забору и все время порывается взять своего капрала за пуговицу. - Я отдыхаю только дома, но даже дома я никакому подчиненному не позволил бы... Послушай, отпусти мою пуговицу и застегни свою...
Максим застегнулся и сказал:
- На службе одно, дома другое. Зачем?
- Давай не будем об этом говорить. Мне надоело повторять тебе одно и то же... Кстати, когда ты перестанешь улыбаться в строю?
- В уставе об этом не сказано, - немедленно ответил Максим. - А что касается повторять одно и то же, то вот что. Ты не обижайся, Гай, я знаю: ты не говорец... не речевик...
- Кто?
- Ты не человек, который умеет красиво говорить.
- Оратор?
- Оратор... Да, не оратор. Но все равно. Ты сегодня обратился к нам с речью. Слова правильные, хорошие. Но когда ты дома говорил мне о задачах Гвардии и о положении страны, это было очень интересно. Это было очень по-твоему. А здесь ты в седьмой раз говоришь одно и то же, и все не по-твоему. Очень верно. Очень одинаково. Очень скучно. А? Не обиделся?
Гай не обиделся. То-есть некая холодная иголочка кольнула его самолюбие - до сих пор ему казалось, что он говорит так же убедительно и гладко, как капрал Серембеш или даже господин ротмистр Тоот. Однако, если подумать, капрал Серембеш и господин ротмистр тоже повторяли все одно и то же в течение трех лет. И в этом нет ничего удивительного и тем более зазорного - ведь за эти три года никаких существенных изменений во внутреннем и во внешнем положении не произошло...
- А где это сказано в уставе, - спросил Гай, усмехаясь, - чтобы подчиненный делал замечания своему начальнику?
- Там сказано противоположное, - со вздохом признался Максим. - По-моему, это неверно. Ты ведь слушаешь мои советы, когда решаешь задачи по баллистике, и ты слушаешь мои замечания, когда ошибаешься в вычислениях.
- Это дома! - проникновенно сказал Гай. - Дома все можно.
- А если на стрельбах ты неправильно даешь нам прицел? Плохо учел поправку на ветер. А?
- Ни в коем случае, - твердо сказал Гай.
- Стрелять неправильно? - изумился Максим.
- Стрелять, как приказано, - строго сказал Гай. - За эти десять минут, Мак, ты наговорил суток на пятьдесят карцера. Понимаешь?
- Нет, не понимаю... А если в бою?
- Что - в бою?
- Ты даешь неправильный прицел. А?
- Гм... - сказал Гай, который еще никогда в бою не командовал. Он вдруг вспомнил, как капрал Бахту во время разведки боем запутался в карте, загнал секцию под кинжальный огонь соседней роты, сам там остался и пол-секции уложил, а ведь мы знали, что он запутался, но никто не подумал его поправить.
...
- Ты вот что... - сказал он. - Я тебя только об одном прошу: в интересах дисциплины никогда не показывай виду, что ты больше меня знаешь. Смотри, как ведут себя другие, и веди себя точно так же.
- Я стараюсь, - грустно сказал Максим. Он подумал немного и добавил:
- Трудно привыкнуть. У нас все это не так.
- А как твоя рана? - спросил Гай, чтобы сменить тему.
- Мои раны заживают быстро, - рассеянно сказал Максим. - Слушай, Гай, давай после операции поедем прямо домой. Ну, что ты так смотришь? Я очень соскучился по Раде. А ты нет? Ребят мы завезем в казарму, а потом на грузовике поедем домой. Шофера отпустим...
Гай набрал в грудь побольше воздуху, но тут серебристый ящик громкоговорителя на столбе почти над их головами зарычал, и голос дежурного по бригаде скомандовал:
- Шестая рота, выходи строиться на плац! Внимание, шестая рота...
И Гай только рявкнул:
- Кандидат Сим! Прекратить разговоры, марш на построение! - Максим рванулся, но Гай поймал его за ствол автомата. - Я тебя очень прошу, - сказал он. - Как все! Держись, как все! Сегодня сам ротмистр будет за тобой наблюдать...
...
У грузовика были отвратительные амортизаторы, и это очень чувствовалось на отвратительной булыжной мостовой. Кандидат Мак Сим, зажав автомат между коленями, заботливо придерживал Гая за поясной ремень, рассудив, что капралу, который так заботится об авторитете, не к лицу реять над скамейками, подобно какому-нибудь кандидату Зойзе. Гай не возражал, а может быть он и не замечал предупредительности своего подчиненного. После разговора с ротмистром Гай был чем-то сильно озабочен, и Максим радовался, что по расписанию им придется быть рядом, и он сможет помочь, если понадобится.
и
Клик
Максим поймал его за руку, крепко сжал.
- Не падай духом, мальчик, - сказал он. - Все будет хорошо.
...
…и Гай, такой симпатичный, красивый парень, совершенно неожиданно принялся избивать в кровь рыжебородого Зефа, а тот даже не сопротивлялся...
...
…Но и сам Гай, явно добрый, симпатичный человек,
иногда вдруг приходил в необъяснимую ярость, принимался бешено ссориться с соседями по купе, глядел на них зверем, а потом также внезапно впадал в глубокую прострацию. И все прочие вели себя не лучше…
...
Они вдыхали какой-то наркотик - обычай, несомненно вреднейший, -- и тогда Максим утешался только тем, что симпатичный Гай был, по-видимому, тоже категорически против этого обычая.
...
…У Гая все поплыло перед глазами, и он опустился на подножку машины. В ушах его все еще звучал отвратительный плотный хруст, с которым пули входили в тело этого странного и любимого человека. Потом он опомнился, но еще некоторое время сидел, не рискуя подняться на ноги…
...
…в нем что-то такое высокое, такую машину подарил, доверил... А я еще Раду хотел за него выдать. Что ему Рада? Так, мимолетное увлечение... Разве ему Раду нужно?
...
…Скажи он мне сейчас, чтобы выкинулся вниз - что ж, очень даже может быть, что и выкинусь, потому что Максим... И сколько я уже из-за него увидел и узнал, в жизни мне бы столько не узнать и не увидеть... И сколько из-за него еще узнаю и увижу, и чему от него научусь..." Максим почувствовал на себе его взгляд, его восторг, его преданность, повернул голову и широко, по-старому, улыбнулся, и Гай с трудом удержался, чтобы не схватить его мощную коричневую руку и не приникнуть к ней в благодарном лобзании. "О, повелитель мой, защита моя и гордость моя, прикажи -- я здесь, я перед тобой, я готов, швырни меня в огонь, соедини меня с пламенем... На тысячи врагов, на разверстые жерла, навстречу миллионам пуль... Где они, где враги твои? Где эти тупые отвратительные люди в мерзких черных мундирах? Где этот злобный офицеришка, осмелившийся поднять на тебя руку? О, черный мерзавец, я разорву тебя ногтями, я перегрызу тебе глотку!.. Но не сейчас, нет... Он что-то приказывает мне, мой владыка, он что-то хочет от меня... Мак, Мак, умоляю, верни мне твою улыбку, почему ты больше не улыбаешься? Да, да, я глуп, я не понимаю тебя, я не слышу тебя, здесь такой рев, это ревет твоя послушная машина... Ах вот оно что, массаракш, какой же я идиот... Конечно же, шлем... Да, да, сейчас... Я понимаю, здесь шлемофон, как в танке... Слушаю тебя, прекрасный! Приказывай! Нет, нет, я не хочу опомниться! Со мной ничего не происходит, просто я твой, я хочу умереть за тебя, прикажи что-нибудь... Да, я буду молчать, я заткнусь... Это разорвет мне легкие, но я буду молчать, раз ты мне приказываешь... Башня? Какая башня? А, да, вижу башню... Эти черные мерзавцы, подлые людоеды, убийцы детей, они понатыкали башни везде, но мы сметем эти башни, мы пройдем железным сапогом, сметая эти башни, с огнем в очах... Веди, веди свою послушную машину на эту башню... И дай мне бомбу, я прыгну с бомбой и не промахнусь, вот увидишь! Бомбу мне, бомбу! В огонь!... О!.. О-о!.. О-о-о!!!"
Гай с трудом вдохнул и рванул ворот комбинезона. В ушах звенело, мир перед глазами плыл и покачивался. Мир был в
тумане, но туман быстро рассеивался, ныли мускулы и нехорошо першило в горле. Потом он увидел лицо Максима, темное, хмурое, даже какое-то жесткое. Воспоминание о чем-то сладостном всплыло и исчезло, но почему-то захотелось встать "смирно" и щелкнуть каблуками. Впрочем, Гай понимал, что это неуместно, и что Максим рассердится…
...
Лично мое любимое...
"Там, за гребнем лощины, коварный враг! - Вещал магнитофонный голос. - Только вперед. Только вперед. Рычаги на себя..." Максим поймал Гая за воротник и притянул к себе. – Ты меня любишь? - спросил он, уставясь в расширенные глаза. -- Веришь мне? -- Да! - Выдохнул Гай.- Только меня слушай. Больше никого. Все остальное -вранье. Я твой друг. Только я, больше никто. Запоминай, я приказываю. Запоминай.
Обалдевший Гай бысто-быстро кивал, неслышно повторяя:
-- Да, да. Да. Только ты. Больше никто...
...
…Он откинул передний люк, высунулся по пояс и осмотрелся.
Место было подходящее, со всех сторон танк окружали высокие бурые склоны. Максим заглушил двигатель, и сразу же Гай завопил фальцетом какую-то чушь, что-то нелепо рифмованное, какую-то самодельную оду в честь великого и обожаемого Мака. Такую песню мог бы сочинить пес, если бы научился пользоваться человеческим языком.
-- Замолчи! -- приказал Максим. -- Вытащи этих людей наружу и уложи возле машины... Стой, я не кончил. Делай это осторожно, это мои любимые друзья, наши любимые друзья...
-- А ты куда? - с ужасом спросил Гай.
-- Я буду здесь, рядом.
-- Не уходи... - заныл Гай. - Или позволь, я пойду с тобой.
-- Ты меня не слушаешься, -- строго сказал Максим. - Делай, что я приказал и помни, что это наши друзья...
...
-- Ты почему молчишь? -- спросил Максим. -- Ты обо мне думаешь?
Гай отвел глаза.
...
Гай подкрался сбоку и щелкнул его по носу. И, как всегда промахнулся - в последний момент Мак отдернул голову.
- О чем задумался? - игриво спросил Гай. - Горюешь, что Рады нет?
...
Но Мак уже перестал злиться. Он вдруг мгновенно оказался рядом. Гай не успел пошевелиться, как сильные руки сдавили ему бока, комната завертелась перед глазами, и потолок стремительно надвинулся. Гай придушенно охнул, а Мак, бережно неся его над головой в вытянутых руках, подошел к окну и спросил:
-- Ну, куда тебя девать с твоими тайнами? Хочешь за окно?
-- Что за дурацкие шутки, массаракш! -- Закричал Гай, судорожно размахивая руками в поисках опоры.
-- Не хочешь за окно? Ладно, оставайся...
Гая поднесли к ширме и вывалили на кровать Рады. Он сел, поправил задравшуюся пижаму и проворчал:
-- Зверь здоровенный...
Он тоже больше не сердился. Да и не на кого было сердиться, разве что на выродков...
Добавлено от AniSkywalker
КликТрудно поверить, массаракш, ведь всю жизнь - в строю, всегда знали, что к чем, все было просо, дорога была ясная, все были вместе, и хорошо было быть одним из миллионов, таким, как все. Нет, пришел, влюбил в себя, карьеру испортил, а потом буквально за шиворот вырвал из рядов и утащил в другую жизнь.
Добавлено от elric
КликПеред дверью канцелярии он остановился, проверил положение берета, пряжки, быстро оглядел Мака, застегнул ему пуговицу на воротнике - массаракш, вечно она у него расстегнута!
...
Во-первых, вооруженные силы, отлично выдрессированная Гвардия и армия, о которой я знаю только, что где-то там, в какой-то штрафной роте (странное выражение!) служит мой Гай.
Добавлено от Алика Сплюшка
КликГай остановился и уронил руки. Он был близок к обмороку, пришлось опереться о переборку. Сердце колотилось бешено, удары его гремели в ушах, как барабанный бой, голос не слушался. Максим некоторое время смотрел на него с удивлением, потом, должно быть, понял, протиснулся в коридор - дверь отсека снова пронзительно завизжала - и подошел к нему, взял за плечи, встряхнул, потом прижал к себе, обнял, и несколько секунд Гай в блаженном забытье лежал лицом на его груди, постепенно приходя в себя.
- Я думал... тебя здесь... что ты тут... что тебя...
- Ничего, ничего, - сказал Максим ласково. - Это я виноват, надо было тебя сразу позвать.
...
Ну, здесь я тоже проеду без хлопот, подумал Максим, здесь конец света и всем на все наплевать. Но он ошибся. Солдаты перестали отмахиваться от комаров и уставились на танк. Потом один, тощий, на кого-то очень похожий, поправил на голове каску, вышел на середину шоссе и поднял руку. Это ты зря, подумал Максим с сожалением, это тебе ни к чему. Я решил здесь проехать, и я проеду... Он соскользнул вниз, к рычагам, устроился поудобнее и поставил ногу на акселератор. Солдат на шоссе продолжал стоять с поднятой рукой. Сейчас я дам газ, подумал Максим, взреву как следует, и он отскочит... а если не отскочит, подумал он с внезапным ожесточением, то что же - на войне, как на войне...
И вдруг он узнал этого солдата. Перед ним был Гай читать дальше - похудевший, осунувшийся, заросший щетиной, в мешковатом солдатском комбинезоне.
"Гай... - пробормотал Максим. - Дружище... как же я теперь?" Он снял ногу с газа, выключил сцепление, танк замедлил ход и остановился. Гай опустил руку и неторопливо пошел навстречу. И тут Максим даже засмеялся от радости. Все получалось очень хорошо. Он снова включил сцепление и приготовился.
- Эй! - начальственно крикнул Гай и постучал прикладом по броне. - Кто такой?
Максим молчал, тихонько посмеиваясь.
- Есть там кто? - в голосе Гая появилась некоторая неуверенность.
Потом его подкованные каблуки загремели по броне, люк слева распахнулся, и Гай просунулся в отсек. Увидев Максима, он открыл рот, и в ту же секунду Максим схватил его за комбинезон, рванул к себе, повалил на ветки под ногами и прижал... Танк взревел ужасным ревом и рванулся вперед.
"Разобью двигатель," - подумал Максим. Гай дергался и ворочался, каска съехала ему на лицо, он ничего не видел и только брыкался вслепую, пытаясь вытащить их-под себя автомат. Отсек вдруг наполнился громом и лязгом - по-видимому, в тыл танку ударили автоматы и пулемет. Это было безопасно, но неприятно, и Максим с нетерпением следил, как надвигается стена леса, все ближе... ближе... и вот первые кусты... кто-то клетчатый шарахнулся с дороги... и вот уже вокруг лес, и пули уже не стучат по броне, и шоссе впереди свободно на много сотен километров.
Гай, наконец, вытащил из-под себя автомат, но Максим содрал с него каску и увидел его потное оскаленное лицо, и засмеялся, когда ярость, ужас и жажда убивать сменились на этом лице выражением сначала растерянности, потом изумления и, наконец, радости. Гай пошевелил губами - видимо, сказал: "Массаракш!" Максим бросил рычаги, притянул его к себе, мокрого, тощего, заросшего, обнял, прижал от избытка чувств, потом отпустил и, держа его за плечи, сказал: "Гай, дружище, как я рад!" Ничего решительно не было слышно. Он глянул в смотровую щель, шоссе было прямое по-прежнему, и он снова поставил ручной газ, а сам вылез наверх и вытащил Гая за собой.
- Массаракш! - сказал помятый Гай. - Это опять ты!
- А ты не рад? Я вот ужасно рад! - Максим только сейчас понял, как ему всегда не хотелось ехать на юг в одиночку.
...
- У тебя болит что-нибудь? - спросил он Гая.
- Нет, - уныло ответил Гай.
- А что ты так нахохлился?
- Да так как-то... - Гай оттянул воротник и вяло повертел шеей. - Нехорошо как-то... Я лягу, а?
Не дожидаясь ответа Максима, он полез в люк и прилег там на ветки, поджав ноги. Вот оно как, подумал Максим. Это не так просто, как я думал. Он забеспокоился. Лучевого удара Гай не получил, из поля мы выехали почти два часа назад... Он же всю жизнь живет в этом поле... А может быть, ему это вредно - без поля? Вдруг он заболеет? Надо же, дрянь какая... Он смотрел через люк на бледное лицо, и ему становилось все страшнее. Наконец, он не выдержал, спрыгнул в отсек, выключил двигатель, выволок Гая наружу и положил на траву у шоссе.
Гай спал, бормотал что-то во сне, сильно вздрагивал. Потом его начал бить озноб, он скрючивался, сжимался, словно стараясь согреться, засовывал ладони под мышки. Максим положил его голову к себе на колени, прижал ему пальцами виски и постарался сосредоточиться. Ему давно не приходилось делать психомассаж, но он знал, что главное - отвлечься от всего, сосредоточиться, включить больного в свою, здоровую, систему. Так он сидел минут десять или пятнадцать, а когда очнулся, то увидел, что Гаю лучше: лицо порозовело, дыхание стало ровным, он больше не мерз. Максим устроил ему подушку из травы, посидел некоторое время, отгоняя комаров, а потом вспомнил, что им ведь еще ехать и ехать, а реактор течет, для Гая это опасно, надо что-то придумать. Он поднялся и вернулся к танку.
Странно, что на кучу гомоэротичных моментов в книге внимания не обратил. Не тем читал видимо.
Брат-Храбрец (17:42:12 7/12/2012)
А были те моменты? =)
Piper Bernadotte (17:58:01 7/12/2012)
А как же)) Самое прикольное, что Стругацкие, когда писали, ничего такого ввиду не имели, а спустя годы вон оно как все обернулось))
Брат-Храбрец (18:33:57 7/12/2012)
Пройдет еще лет 50 (а лучше - 100) и "стругацковеды" на 100 раз расшифруют, что же такое хотели сказать авторы. =) Посмотрите на т.н. "пушкиноведов".
Piper Bernadotte (18:46:14 7/12/2012)
Истина. Буквы пересчитывают в "Евгении Онегине" и ищут сакральный смысл.
12.01.2009 в 19:31
Пишет Чацкая:Канонный слэш. Мак/Гай.
URL записиЯ не удержался, потихоньку буду таскать сюда любимое (для памятки и фанфиков^_^). Обитаемый Остров пестрит подобными абзацами, как моя наивная детская душа не обратила внимания на это раньше?..
Вот, собсно, каноничный слэш, други мои. =)
читатьОни вдыхали какой-то наркотик - обычай, несомненно, вреднейший, и тогда, в поезде Максим утешался только тем, что симпатичный Гай был по-видимому тоже категорически против этого обычая.
...
Посередине строя, на правом фланге кандидатов башней возвышался кандидат Мак Сим, очень ладный парень, любимец, как это ни прискорбно для командира иметь любимцев, но... гм...
...
Гай подошел к Максиму и застегнул ему верхнюю пуговицу. Затем встал на цыпочки и поправил берет. Кажется, все... Опять он в строю растянул рот до ушей... Ну, ладно. Отвыкнет. Кандидат все-таки, самый младший в секции...
...
Гай неторопливо пошел следом, ощущая приятную опустошенность. Максим ждал его поодаль, заранее улыбаясь.
- Давай поиграем в слова, - предложил он.
Гай мысленно застонал. Одернуть бы его, одернуть! Что может быть более противоестественно, нежели кандидат, шпендрик, за полчаса до начала операции пристающий с фамильярностями к капралу!
- Сейчас не время, - по возможности сухо сказал он.
- Ты волнуешься? - спросил Максим сочувственно.
Гай остановился и поднял глаза к небу. Ну что делать, что делать? Оказывается, совершенно невозможно цыкать такого вот добродушного наивного гиганта, да еще спасителя твоей сестры, да еще - чего греха таить - человека, во всех отношениях, кроме строевого, гораздо выше тебя самого...
Гай огляделся и сказал просительно:
- Послушай, Мак, ты ставишь меня в неловкое положение. Когда мы в казарме, я твой капрал, начальник, я приказываю - ты подчиняешься. Я тебе сто раз говорил...
- Но я же готов подчиняться, приказывай! - возразил Максим. - Я знаю что такое дисциплина. Приказывай.
- Я уже приказал. Займись подгонкой снаряжения.
- Нет, извини меня, Гай, ты приказал не так. Ты приказал отдыхать и подгонять снаряжение, ты забыл? Снаряжение я подогнал, теперь отдыхаю. Давай поиграем, я придумал хорошее слово...
- Мак, пойми: подчиненный имеет право обращаться к начальнику, во-первых, только по установленной форме, а во-вторых, исключительно по службе.
- Да, я помню. Параграф девять... Но ведь это во время службы. А сейчас мы с тобой отдыхаем...
- Откуда ты взял, что я отдыхаю? - спросил Гай. Они стояли за макетом забора с колючей проволокой, и здесь их, слава богу, никто не видел: никто не видит, как эта башня привалилась плечом к забору и все время порывается взять своего капрала за пуговицу. - Я отдыхаю только дома, но даже дома я никакому подчиненному не позволил бы... Послушай, отпусти мою пуговицу и застегни свою...
Максим застегнулся и сказал:
- На службе одно, дома другое. Зачем?
- Давай не будем об этом говорить. Мне надоело повторять тебе одно и то же... Кстати, когда ты перестанешь улыбаться в строю?
- В уставе об этом не сказано, - немедленно ответил Максим. - А что касается повторять одно и то же, то вот что. Ты не обижайся, Гай, я знаю: ты не говорец... не речевик...
- Кто?
- Ты не человек, который умеет красиво говорить.
- Оратор?
- Оратор... Да, не оратор. Но все равно. Ты сегодня обратился к нам с речью. Слова правильные, хорошие. Но когда ты дома говорил мне о задачах Гвардии и о положении страны, это было очень интересно. Это было очень по-твоему. А здесь ты в седьмой раз говоришь одно и то же, и все не по-твоему. Очень верно. Очень одинаково. Очень скучно. А? Не обиделся?
Гай не обиделся. То-есть некая холодная иголочка кольнула его самолюбие - до сих пор ему казалось, что он говорит так же убедительно и гладко, как капрал Серембеш или даже господин ротмистр Тоот. Однако, если подумать, капрал Серембеш и господин ротмистр тоже повторяли все одно и то же в течение трех лет. И в этом нет ничего удивительного и тем более зазорного - ведь за эти три года никаких существенных изменений во внутреннем и во внешнем положении не произошло...
- А где это сказано в уставе, - спросил Гай, усмехаясь, - чтобы подчиненный делал замечания своему начальнику?
- Там сказано противоположное, - со вздохом признался Максим. - По-моему, это неверно. Ты ведь слушаешь мои советы, когда решаешь задачи по баллистике, и ты слушаешь мои замечания, когда ошибаешься в вычислениях.
- Это дома! - проникновенно сказал Гай. - Дома все можно.
- А если на стрельбах ты неправильно даешь нам прицел? Плохо учел поправку на ветер. А?
- Ни в коем случае, - твердо сказал Гай.
- Стрелять неправильно? - изумился Максим.
- Стрелять, как приказано, - строго сказал Гай. - За эти десять минут, Мак, ты наговорил суток на пятьдесят карцера. Понимаешь?
- Нет, не понимаю... А если в бою?
- Что - в бою?
- Ты даешь неправильный прицел. А?
- Гм... - сказал Гай, который еще никогда в бою не командовал. Он вдруг вспомнил, как капрал Бахту во время разведки боем запутался в карте, загнал секцию под кинжальный огонь соседней роты, сам там остался и пол-секции уложил, а ведь мы знали, что он запутался, но никто не подумал его поправить.
...
- Ты вот что... - сказал он. - Я тебя только об одном прошу: в интересах дисциплины никогда не показывай виду, что ты больше меня знаешь. Смотри, как ведут себя другие, и веди себя точно так же.
- Я стараюсь, - грустно сказал Максим. Он подумал немного и добавил:
- Трудно привыкнуть. У нас все это не так.
- А как твоя рана? - спросил Гай, чтобы сменить тему.
- Мои раны заживают быстро, - рассеянно сказал Максим. - Слушай, Гай, давай после операции поедем прямо домой. Ну, что ты так смотришь? Я очень соскучился по Раде. А ты нет? Ребят мы завезем в казарму, а потом на грузовике поедем домой. Шофера отпустим...
Гай набрал в грудь побольше воздуху, но тут серебристый ящик громкоговорителя на столбе почти над их головами зарычал, и голос дежурного по бригаде скомандовал:
- Шестая рота, выходи строиться на плац! Внимание, шестая рота...
И Гай только рявкнул:
- Кандидат Сим! Прекратить разговоры, марш на построение! - Максим рванулся, но Гай поймал его за ствол автомата. - Я тебя очень прошу, - сказал он. - Как все! Держись, как все! Сегодня сам ротмистр будет за тобой наблюдать...
...
У грузовика были отвратительные амортизаторы, и это очень чувствовалось на отвратительной булыжной мостовой. Кандидат Мак Сим, зажав автомат между коленями, заботливо придерживал Гая за поясной ремень, рассудив, что капралу, который так заботится об авторитете, не к лицу реять над скамейками, подобно какому-нибудь кандидату Зойзе. Гай не возражал, а может быть он и не замечал предупредительности своего подчиненного. После разговора с ротмистром Гай был чем-то сильно озабочен, и Максим радовался, что по расписанию им придется быть рядом, и он сможет помочь, если понадобится.
и
11.01.2009 в 20:03
Пишет M_island:Несколько слешных и около-слешных эпизодов, взятых у Стругацких. Интересно, что из этого будет экранизировать во второй части Бондарчук и будет ли?..
Читайте, наслаждайтесь, делайте выводы.
URL записиЧитайте, наслаждайтесь, делайте выводы.
Клик
Максим поймал его за руку, крепко сжал.
- Не падай духом, мальчик, - сказал он. - Все будет хорошо.
...
…и Гай, такой симпатичный, красивый парень, совершенно неожиданно принялся избивать в кровь рыжебородого Зефа, а тот даже не сопротивлялся...
...
…Но и сам Гай, явно добрый, симпатичный человек,
иногда вдруг приходил в необъяснимую ярость, принимался бешено ссориться с соседями по купе, глядел на них зверем, а потом также внезапно впадал в глубокую прострацию. И все прочие вели себя не лучше…
...
Они вдыхали какой-то наркотик - обычай, несомненно вреднейший, -- и тогда Максим утешался только тем, что симпатичный Гай был, по-видимому, тоже категорически против этого обычая.
...
…У Гая все поплыло перед глазами, и он опустился на подножку машины. В ушах его все еще звучал отвратительный плотный хруст, с которым пули входили в тело этого странного и любимого человека. Потом он опомнился, но еще некоторое время сидел, не рискуя подняться на ноги…
...
…в нем что-то такое высокое, такую машину подарил, доверил... А я еще Раду хотел за него выдать. Что ему Рада? Так, мимолетное увлечение... Разве ему Раду нужно?
...
…Скажи он мне сейчас, чтобы выкинулся вниз - что ж, очень даже может быть, что и выкинусь, потому что Максим... И сколько я уже из-за него увидел и узнал, в жизни мне бы столько не узнать и не увидеть... И сколько из-за него еще узнаю и увижу, и чему от него научусь..." Максим почувствовал на себе его взгляд, его восторг, его преданность, повернул голову и широко, по-старому, улыбнулся, и Гай с трудом удержался, чтобы не схватить его мощную коричневую руку и не приникнуть к ней в благодарном лобзании. "О, повелитель мой, защита моя и гордость моя, прикажи -- я здесь, я перед тобой, я готов, швырни меня в огонь, соедини меня с пламенем... На тысячи врагов, на разверстые жерла, навстречу миллионам пуль... Где они, где враги твои? Где эти тупые отвратительные люди в мерзких черных мундирах? Где этот злобный офицеришка, осмелившийся поднять на тебя руку? О, черный мерзавец, я разорву тебя ногтями, я перегрызу тебе глотку!.. Но не сейчас, нет... Он что-то приказывает мне, мой владыка, он что-то хочет от меня... Мак, Мак, умоляю, верни мне твою улыбку, почему ты больше не улыбаешься? Да, да, я глуп, я не понимаю тебя, я не слышу тебя, здесь такой рев, это ревет твоя послушная машина... Ах вот оно что, массаракш, какой же я идиот... Конечно же, шлем... Да, да, сейчас... Я понимаю, здесь шлемофон, как в танке... Слушаю тебя, прекрасный! Приказывай! Нет, нет, я не хочу опомниться! Со мной ничего не происходит, просто я твой, я хочу умереть за тебя, прикажи что-нибудь... Да, я буду молчать, я заткнусь... Это разорвет мне легкие, но я буду молчать, раз ты мне приказываешь... Башня? Какая башня? А, да, вижу башню... Эти черные мерзавцы, подлые людоеды, убийцы детей, они понатыкали башни везде, но мы сметем эти башни, мы пройдем железным сапогом, сметая эти башни, с огнем в очах... Веди, веди свою послушную машину на эту башню... И дай мне бомбу, я прыгну с бомбой и не промахнусь, вот увидишь! Бомбу мне, бомбу! В огонь!... О!.. О-о!.. О-о-о!!!"
Гай с трудом вдохнул и рванул ворот комбинезона. В ушах звенело, мир перед глазами плыл и покачивался. Мир был в
тумане, но туман быстро рассеивался, ныли мускулы и нехорошо першило в горле. Потом он увидел лицо Максима, темное, хмурое, даже какое-то жесткое. Воспоминание о чем-то сладостном всплыло и исчезло, но почему-то захотелось встать "смирно" и щелкнуть каблуками. Впрочем, Гай понимал, что это неуместно, и что Максим рассердится…
...
Лично мое любимое...
"Там, за гребнем лощины, коварный враг! - Вещал магнитофонный голос. - Только вперед. Только вперед. Рычаги на себя..." Максим поймал Гая за воротник и притянул к себе. – Ты меня любишь? - спросил он, уставясь в расширенные глаза. -- Веришь мне? -- Да! - Выдохнул Гай.- Только меня слушай. Больше никого. Все остальное -вранье. Я твой друг. Только я, больше никто. Запоминай, я приказываю. Запоминай.
Обалдевший Гай бысто-быстро кивал, неслышно повторяя:
-- Да, да. Да. Только ты. Больше никто...
...
…Он откинул передний люк, высунулся по пояс и осмотрелся.
Место было подходящее, со всех сторон танк окружали высокие бурые склоны. Максим заглушил двигатель, и сразу же Гай завопил фальцетом какую-то чушь, что-то нелепо рифмованное, какую-то самодельную оду в честь великого и обожаемого Мака. Такую песню мог бы сочинить пес, если бы научился пользоваться человеческим языком.
-- Замолчи! -- приказал Максим. -- Вытащи этих людей наружу и уложи возле машины... Стой, я не кончил. Делай это осторожно, это мои любимые друзья, наши любимые друзья...
-- А ты куда? - с ужасом спросил Гай.
-- Я буду здесь, рядом.
-- Не уходи... - заныл Гай. - Или позволь, я пойду с тобой.
-- Ты меня не слушаешься, -- строго сказал Максим. - Делай, что я приказал и помни, что это наши друзья...
...
-- Ты почему молчишь? -- спросил Максим. -- Ты обо мне думаешь?
Гай отвел глаза.
...
Гай подкрался сбоку и щелкнул его по носу. И, как всегда промахнулся - в последний момент Мак отдернул голову.
- О чем задумался? - игриво спросил Гай. - Горюешь, что Рады нет?
...
Но Мак уже перестал злиться. Он вдруг мгновенно оказался рядом. Гай не успел пошевелиться, как сильные руки сдавили ему бока, комната завертелась перед глазами, и потолок стремительно надвинулся. Гай придушенно охнул, а Мак, бережно неся его над головой в вытянутых руках, подошел к окну и спросил:
-- Ну, куда тебя девать с твоими тайнами? Хочешь за окно?
-- Что за дурацкие шутки, массаракш! -- Закричал Гай, судорожно размахивая руками в поисках опоры.
-- Не хочешь за окно? Ладно, оставайся...
Гая поднесли к ширме и вывалили на кровать Рады. Он сел, поправил задравшуюся пижаму и проворчал:
-- Зверь здоровенный...
Он тоже больше не сердился. Да и не на кого было сердиться, разве что на выродков...
Добавлено от AniSkywalker
КликТрудно поверить, массаракш, ведь всю жизнь - в строю, всегда знали, что к чем, все было просо, дорога была ясная, все были вместе, и хорошо было быть одним из миллионов, таким, как все. Нет, пришел, влюбил в себя, карьеру испортил, а потом буквально за шиворот вырвал из рядов и утащил в другую жизнь.
Добавлено от elric
КликПеред дверью канцелярии он остановился, проверил положение берета, пряжки, быстро оглядел Мака, застегнул ему пуговицу на воротнике - массаракш, вечно она у него расстегнута!
...
Во-первых, вооруженные силы, отлично выдрессированная Гвардия и армия, о которой я знаю только, что где-то там, в какой-то штрафной роте (странное выражение!) служит мой Гай.
Добавлено от Алика Сплюшка
КликГай остановился и уронил руки. Он был близок к обмороку, пришлось опереться о переборку. Сердце колотилось бешено, удары его гремели в ушах, как барабанный бой, голос не слушался. Максим некоторое время смотрел на него с удивлением, потом, должно быть, понял, протиснулся в коридор - дверь отсека снова пронзительно завизжала - и подошел к нему, взял за плечи, встряхнул, потом прижал к себе, обнял, и несколько секунд Гай в блаженном забытье лежал лицом на его груди, постепенно приходя в себя.
- Я думал... тебя здесь... что ты тут... что тебя...
- Ничего, ничего, - сказал Максим ласково. - Это я виноват, надо было тебя сразу позвать.
...
Ну, здесь я тоже проеду без хлопот, подумал Максим, здесь конец света и всем на все наплевать. Но он ошибся. Солдаты перестали отмахиваться от комаров и уставились на танк. Потом один, тощий, на кого-то очень похожий, поправил на голове каску, вышел на середину шоссе и поднял руку. Это ты зря, подумал Максим с сожалением, это тебе ни к чему. Я решил здесь проехать, и я проеду... Он соскользнул вниз, к рычагам, устроился поудобнее и поставил ногу на акселератор. Солдат на шоссе продолжал стоять с поднятой рукой. Сейчас я дам газ, подумал Максим, взреву как следует, и он отскочит... а если не отскочит, подумал он с внезапным ожесточением, то что же - на войне, как на войне...
И вдруг он узнал этого солдата. Перед ним был Гай читать дальше - похудевший, осунувшийся, заросший щетиной, в мешковатом солдатском комбинезоне.
"Гай... - пробормотал Максим. - Дружище... как же я теперь?" Он снял ногу с газа, выключил сцепление, танк замедлил ход и остановился. Гай опустил руку и неторопливо пошел навстречу. И тут Максим даже засмеялся от радости. Все получалось очень хорошо. Он снова включил сцепление и приготовился.
- Эй! - начальственно крикнул Гай и постучал прикладом по броне. - Кто такой?
Максим молчал, тихонько посмеиваясь.
- Есть там кто? - в голосе Гая появилась некоторая неуверенность.
Потом его подкованные каблуки загремели по броне, люк слева распахнулся, и Гай просунулся в отсек. Увидев Максима, он открыл рот, и в ту же секунду Максим схватил его за комбинезон, рванул к себе, повалил на ветки под ногами и прижал... Танк взревел ужасным ревом и рванулся вперед.
"Разобью двигатель," - подумал Максим. Гай дергался и ворочался, каска съехала ему на лицо, он ничего не видел и только брыкался вслепую, пытаясь вытащить их-под себя автомат. Отсек вдруг наполнился громом и лязгом - по-видимому, в тыл танку ударили автоматы и пулемет. Это было безопасно, но неприятно, и Максим с нетерпением следил, как надвигается стена леса, все ближе... ближе... и вот первые кусты... кто-то клетчатый шарахнулся с дороги... и вот уже вокруг лес, и пули уже не стучат по броне, и шоссе впереди свободно на много сотен километров.
Гай, наконец, вытащил из-под себя автомат, но Максим содрал с него каску и увидел его потное оскаленное лицо, и засмеялся, когда ярость, ужас и жажда убивать сменились на этом лице выражением сначала растерянности, потом изумления и, наконец, радости. Гай пошевелил губами - видимо, сказал: "Массаракш!" Максим бросил рычаги, притянул его к себе, мокрого, тощего, заросшего, обнял, прижал от избытка чувств, потом отпустил и, держа его за плечи, сказал: "Гай, дружище, как я рад!" Ничего решительно не было слышно. Он глянул в смотровую щель, шоссе было прямое по-прежнему, и он снова поставил ручной газ, а сам вылез наверх и вытащил Гая за собой.
- Массаракш! - сказал помятый Гай. - Это опять ты!
- А ты не рад? Я вот ужасно рад! - Максим только сейчас понял, как ему всегда не хотелось ехать на юг в одиночку.
...
- У тебя болит что-нибудь? - спросил он Гая.
- Нет, - уныло ответил Гай.
- А что ты так нахохлился?
- Да так как-то... - Гай оттянул воротник и вяло повертел шеей. - Нехорошо как-то... Я лягу, а?
Не дожидаясь ответа Максима, он полез в люк и прилег там на ветки, поджав ноги. Вот оно как, подумал Максим. Это не так просто, как я думал. Он забеспокоился. Лучевого удара Гай не получил, из поля мы выехали почти два часа назад... Он же всю жизнь живет в этом поле... А может быть, ему это вредно - без поля? Вдруг он заболеет? Надо же, дрянь какая... Он смотрел через люк на бледное лицо, и ему становилось все страшнее. Наконец, он не выдержал, спрыгнул в отсек, выключил двигатель, выволок Гая наружу и положил на траву у шоссе.
Гай спал, бормотал что-то во сне, сильно вздрагивал. Потом его начал бить озноб, он скрючивался, сжимался, словно стараясь согреться, засовывал ладони под мышки. Максим положил его голову к себе на колени, прижал ему пальцами виски и постарался сосредоточиться. Ему давно не приходилось делать психомассаж, но он знал, что главное - отвлечься от всего, сосредоточиться, включить больного в свою, здоровую, систему. Так он сидел минут десять или пятнадцать, а когда очнулся, то увидел, что Гаю лучше: лицо порозовело, дыхание стало ровным, он больше не мерз. Максим устроил ему подушку из травы, посидел некоторое время, отгоняя комаров, а потом вспомнил, что им ведь еще ехать и ехать, а реактор течет, для Гая это опасно, надо что-то придумать. Он поднялся и вернулся к танку.
@темы: чтиво, квип, ©пизжено, хвильмы, БИ-скары-ы-ыстнайа дру-у-ужба мужска-а-а-йа-а-а-а @__@ © Голосом Б.Моисеева, Брат-Храбрец